← «Розовый Слонъ», альманах, выпуск первый
«Этим веселым солнечным днем».
Именно так было напечатано на листе бумаги, заправленном в старую механическую печатную машинку, что стояла на письменном столе студента Миши Слюнина, начинающего писателя, а также и будущего учителя литературы (по крайней мере, таковым, судя по специальности, должен был он стать).
Так или иначе, на листе было сильно впечатано «Этим веселым солнечным днем», это было начало великого романа, повести, поэмы (Слюнин, пожалуй, сам ничего пока не знал).
Тут, в снимаемой комнате, на окне стояли герани, а под потолком висела репродукция с портрета Байрона, повешенная, если честно, еще до того, как Слюнин сюда въехал.
Миша долго сидел перед печатной машинкой и курил, как паровоз. Старая хозяйка не выносила дыма, потому дверь в комнату была крепко заперта. Иногда Миша начинал писать письма, где говорилось о том, как «гений прозябает в глубинке», или о «метафизических истинах, что ему открываются»; Слюнин не знал, кому эти откровения пересылать, поэтому множество исписанной бумаги поджигалось в пепельнице.
«Этим веселым солнечным днем» — то ли название шедевра, то ли его начало — фраза долго стояла одинокой.
«Этим веселым солнечным днем».
Вечером студент покинул квартиру. И долго отсутствовал, вероятно, ища метафизических истин в соседней рюмочной. Хозяйка спала, когда он под утро ввалился в жилище. Мальчик был пьян, лез обниматься да читал стихи; для старушки это виделось очень трогательным, посему она, одетая в изорванный ночной халат, долго топталась в прихожей, отгоняя расстроенного Слюнина, желавшего ласки и любви.
Потом Слюнин уединился в спальной.
Вернувшись за машинку, все еще озаряемую теми самыми «веселыми» лучами солнца, он стал в экстазе колотить пальцами по клавишам. Произведение было, действительно, эпохальным.
Сначала, начав с того, что солнечный день кончился, а солнце закатилось, он продолжил двумя изнасилованиями, массовым суицидом, страданиями и алкоголизмом.
И все уместилось на паре десятков листов.
Слюнин так и заснул, уткнувшись носом в клавиши. На утро ничего не помнилось.
Неделю спустя он увидел в кухне рыбу, обернутую бумагой с машинописным текстом. Пару страниц забытой рукописи он освежил в памяти. Сложно сказать, ощутил ли он какое-то божественное откровение, но следующее письмо вникуда начиналось со слов «известно, что все великие страдали маниакально-депрессивным психозом».
И кажется, выписывая эти слова, Слюнин не улыбался.
Притча о Бесах и о товарище Зюганове
Дракон принимал участие в Холокосте!
© copyleft 2005 — 2006, Василий Путилин <rozoviy.slon@gmail.com>
