← «Розовый Слонъ», альманах, выпуск второй
Никанор Иванович поправил галстук, взял тросточку и уже было повернулся к выходу, как дверь гостиной открылась и оттуда выглянула любопытствующая физиономия его пятнадцатилетней дочери Анастасии.
— Куда это вы, папенька, собрались?
— Да вот, Стасенька, вечерний моцион решил совершить. Не хочешь ли со мной прогуляться? А то сидишь целыми днями взаперти, да все книжки свои читаешь. Книжки, оно, конечно, хорошо, знаний в них много,но добру, Стасенька, не книжки учат, а люди. Пойдем пройдемся, на публику поглядим, на Петербург вечерний, а?
— Конечно идем, папенька, сейчас, я только соберусь.
Никанор Иванович опустился в широкое английское кресло, стоящее тут же, в прихожей, и задумался о своей дочери: «Эх, Стася, ненаглядная моя дочурка! Как глянешь на тебя, так сразу старое отцовское сердце радуется. И умна, и любознательна, и собою привлекательна», — Никанор Иванович усмехнулся собственному каламбуру в усы, — «жениха тебе под стать вот только нужно подобрать», — продолжил в том же духе Никанор Иванович и заметно повеселел от собственного остроумия.
— Ну что же вы тут сидите и улыбаетесь, идемте же, — Настя стояла перед ним в одном из своих лучших белых платьев.
Никанор Иванович глянул на нее, улыбнулся еще шире и, крякнув, вылез из английского кресла.
Они вышли из парадного и держась под руку, чинно зашагали по Литейному. Погода, несмотря на середину осени, стояла отличная. Небо было чистым, лужи подсохли и извозчики резво и весело куда-то везли резвящихся и веселых молодых людей. Никанор Иванович с Настей, мило обсуждая очередной прочитанный ею роман, дошли до Невского и свернули в сторону Аничкова моста.
Около Гостиного Двора как всегда было большое скопление народа, и Никанора Ивановича задел локтем обогнавший его крупный мужчина средних лет, в котором тот опознал своего приятеля Филиппа Игнатьевича. Тут надобно отметить, что Филипп Игнатьевич был раза в два шире в плечах тщедушного Никанора Ивановича, поэтому толчок получился весьма ощутимым.
— Филипп Игнатьич, куда же это вы так бежите, свету белого не видите!
— А-а, Никанор Иваныч! Здравствуйте, здравствуйте, дружище! Здравствуй и ты, Настена (Филипп Игнатьевич любил называть девушку Настеной-сластеной, когда, бывало, приходил в гости к своему другу и приносил ей шоколаду или турецкого рахат-лукума). Вы уж простите меня, я всегда в бегах, гешефт мой, знаете ли, покоя не дает.
— Ну, и каковы же ваши успехи на торговом поприще?
— Да вот, намедни ездили тут на Восток, только вернулся вчера, привез шелка китайского партейку немаленькую, хорошо сейчас шелк идет, ох хорошо! — сказал Филипп Игнатьевич, с видом заправского дельца потирая руки. — А ваши как дела, как в бюро?
— Да все по-прежнему, гоняю подопечных хворостиной! А то обленились совсем уже. Молодежь сейчас такая, все бы ей одни гулянки да гулянки. Но ведь надо ж и дело уметь делать, правильно я говорю?
— Оно конечно, правильно, Никанор Иваныч, но и без гульбищ несладко живется, верно, Настена? — с улыбкой заметил Филипп Игнатьевич, известный любитель спиртных напитков, и, что встречается нечасто, разбирающийся в них.
Настя только улыбнулась в ответ. Видно было, что крупный и вечно деловитый Филипп Игнатьевич ей симпатизировал.
— Вот что, Филипп Игнатьич, у меня к вам дело есть. — важно произнес Никанор Иванович, покосившись на Настю, — Только его нам наедине обсудить хорошо бы.
Настя поняла намек, кивнула отцу и направилась в сторону веселой толпы молодых людей, завидя там своих подружек.
— Да, хороша девчушка, — промолвил Филипп Игнатьевич, глядя ей вслед, — так что там у вас за дело?
— Даже скорее не дело, а предложение, — с заговорщицким видом произнес Никанор Иванович. — Не желаете ли, Филипп Игнатьич, получить по хлебалу?
Филипп Игнатьевич явно не ожидал такого вопроса и недоуменно покосился на приятеля.
— То есть как это — по хлебалу?
— А вот так. Говоря без обиняков, — Никанор Иванович понизил голос, — прямиком в ебло!
— Что-то, Никанор Иваныч, боюсь, я вас не совсем понимаю.
— А что ж тут, собственно, понимать — по хлебалу оно и есть по хлебалу. Неужто никогда не получали по хлебалу? Ну хотя бы в детстве?
— Ну почему же, получал, но больше, правда, сам давал, — самодовольно усмехнулся Филипп Игнатьевич.
— Вот видите, получали! И давали! Значит, знаете, как это происходит. Вот я вам это и предлагаю.
— Но право же, я не знаю, что и сказать…
— Ну что же вы, друже, ведь умный же человек, подумайте, подумайте хорошенько, не торопитесь, а коли надумаете, приходите ко мне завтра на чай, скажем, к пяти часам, — Никанор Иванович пожал руку приятелю и направился домой, оставив того в глубоких раздумьях.
Филипп Игнатьевич пришел домой поздно. Он зашел в свои меблированные комнаты, которые снимал у добрейшей старушки Марьи Степановны, разделся и молча проследовал в кабинет. Там он сел за стол, уставился на портрет покойной матери пустым взглядом и все думал, что же собственно, имел в виду Никанор Иванович? В дверь постучались, затем она со скрипом приоткрылась, и в проеме показалось круглое лицо Марьи Степановны.
— Что же это вы, Филипп Игнатьевич, к столу не идете?
— Ах, Марья Степанна, что-то мне сегодня не особо хочется.
— Это вы напрасно, я ж специально к вашему приезду пельмешек свеженьких слепила, а вы и попробовать не хотите? Может, водочки чарочку выпьете, аппетит-то и появится, а?
— Ну что ж, водочки, это можно, — задумчиво промолвил Филипп Игнатьевич, и отрешенно последовал за Марьей Степановной.
На следующее утро изможденный и проворочавшийся всю ночь в постели Филипп Игнатьевич не пошел в контору, а вместо этого, чтобы рассеять тревожные мысли, отправился на прогулку в Петергоф. Глядя на фонтаны, он постепенно успокоился и к своему удивлению обнаружил, что в его голове уже вызрело решение. К вечеру он вернулся в Петербург и незамедлительно отправился к Никанору Ивановичу.
— Здравствуйте, дружище, — обрадовался его появлению Никанор Иванович.
— И вам здравия, Никанор Иваныч, — ответил Филипп Игнатьевич, — я много думал над вашим предложением, признаться, вы меня сначала в тупик поставили.
— Эк вы, прям с порога сразу о делах говорите! Сразу видно — купеческая привычка. Вы бы хоть прошли, что ли, — улыбнулся Никанор Иванович.
Приятели проследовали в небольшую, но уютную комнату, очевидно служившую Никанору Ивановичу кабинетом.
— Ну, друже, и что же вы надумали по поводу моего предложения?
— Я его принимаю! — гордо заявил Филипп Игнатьевич.
— Вот как? Признаться, не ожидал, — Никанор Иванович удивленно вскинул брови. — Ну что же, приятно слышать.
— Что я должен сделать?
— Так, сейчас, встаньте тут, — Никанор Иванович подвел приятеля к окну, — поверните голову к окну, вот так, хорошо. Я сейчас, одну минутку, только сбегаю в чулан за реквизитом, — Никанор Иванович довольно потер руки и проворно выскочил из комнаты. Уже через каких-нибудь полминуты он вернулся, держа в руке закопченный полупудовый утюг.
— Так, голову держите, как я вам указал. Нет, вот сюда повернитесь. — Никанор Иванович поправил рукой положение головы Филиппа Игнатьевича, — Отлично! Теперь подождите чуток, я это мигом.
Никанор Иванович отошел от Филиппа Игнатьевича, прищурил один глаз, поднял руку с утюгом, сделал пробный замах, как олимпийский спортсмен-дискобол, примерился еще раз, и со всего размаху вмазал утюгом прямо по лицу Филиппа Игнатьевича. Тот, не ожидавший от своего хиленького приятеля такого мощного удара, повалился оземь, зацепив рукой этажерку с книгами. Книги с грохотом обрушились. Никанор Иванович поставил утюг на комод и подошел к постанывающему другу.
— Ну что же вы, прямо как подбитый вальдшнеп, упали и лежите? Давайте, я помогу вам подняться, — Никанор Иванович протянул руку.
Филипп Игнатьевич принял руку и с трудом встал на ноги. Он медленно отряхнулся, затем вытащил из кармана платок и вытер кровь, стекающую по подбородку из рассеченной губы.
— Вы это, Никанор Иваныч, простите меня, что я тут… — каким-то неестественным голосом произнес Филипп Игнатьевич и виновато улыбнулся, указывая рукой на груду книг, лежащую на полу.
— Да это ничего, это пустяки. Скажите, лучше, как вы себя чувствуете? Ничего, нормально?
— Вроде нормально, вот только губа болит, да зубы передние, кажется, шатаются.
— Ну а что ж вы хотели после эдакого удара? — усмехнулся Никанор Иванович, — сейчас мы вашу губу обработаем, — Никанор Иванович полез в аптечку за перекисью водорода, — да и к столу пойдем, чайку попьем, а то, чай, проголодались, Филипп Игнатьич?
— Да, пожалуй.
Русский Удод |
Все люди от рождения не равны
Я СЕБЯ ПОД СВАСТИКОЙ ЧИЩУ
© copyleft 2005 — 2006, Василий Путилин <rozoviy.slon@gmail.com>
