← «Розовый Слонъ», альманах, выпуск второй
Почти случайно эта рукопись попала мне мне в руки. К сожалению, многое из того, что содержалось в ней, было кем-то исправлено — жалкий клочок бумаги весь испещрен закрашенными словами, восстановить которые не представляется возможным. Очевидно, сделано это не самим автором — какой-то сторонний человек пытался сокрыть конкретные имена и даты… Не знаю, насколько это важно — привожу все «как есть».
Наверное, повествование должно дополнительно снабдить моралью. К сожалению, я даже и не знаю, какой именно…
Началась эта история осенью 1*** года, я тогда уже жил в доме З*****ва. Был у меня отдельный от хозяйского вход в дом, своя комната, обставленная в соответствии с моими вкусами.
Больше всего я работал, часто переутомляя свой мозг. Из всех возможных досугов были только что прогулки, чтение и письма. И водка (но это как-то даже за скобками, сами понимаете). Жил я в ******** уже порядочно для того, чтобы попробовать, что такое настоящая ********я охота.
Проснулся я тогда рано утром, еще только светало. З*****в — хозяин дома, в котором я тогда жил — тоже необычайно рано был на ногах. Все возился и куда-то собирался. Я спросил, куда он. Он сказал, что на охоту.
Часто я видел, как он приносил домой много подстреленной дичи. У З*****ва я живу не так долго, но понял, что человек он очень хороший, охотник опытный. Спрашиваю, можно ли с ним.
Отчего нет? Можно.
Была у него собака, с которой он часто ходил на утку к реке. И пистонное ружье. У меня, ясное дело, ничего не было — финансы слишком стесняли (да и к охоте я ранее был равнодушен)…
Была осень — я оделся потеплее, нацепил сапоги. З*****в тогда мне продемонстрировал свой «наряд» (всяческие лохмотья) и сказал, что я для охоты слишком разоделся… Потом, помню, смеялся над тем, что я взял с собою газету (из числа старых, что пришли ** сентября, но я еще не читал…) и карандаш (для пометок). Но я сразу решил, что сам ничего делать не буду, а только погляжу.
Ясное дело, я и шел туда, только чтобы дать отдых мозгам и отвлечься от напряженной работы, но по привычке схватил номер. Книг тогда я уже не читал. Сама суть чтения — готовишь особым образом мозг свой, для Автора. Врага, можно сказать, пускаешь в свое сознание — даешь ему право что угодно делать там, вносить всяческую инфекцию в мозг, и так далее. В рамках газеты сложнее что-то сделать, в газете опасности меньше. Как только я ощущаю воздействие, я сразу бросаю читать.
Погода была теплой и сырой — всюду грязь. Воздух пропитан ароматом еловой сосны. З*****в заметил, что погода для охоты на утку лучше не придумаешь. Ну, раз так, идем к реке. Рядом с нами — хозяйская собака. Спрашиваю:
— Охотничья?
З*****в смеется и говорит, что не очень.
Дошли до берега реки… Я бухнулся на землю (в грязи, конечно, перепачкался). З*****ву дал знак, что тут пока посижу. В такую рань еще до кона не проснулся. В полудреме сидел на холодной земле. Отдыхал. Мозг мой требовал куда большего отдыха, нежели тело.
Блаженство, знаете-ли, чувствовать опустошение от всяких мыслей… Очнулся я только когда услышал выстрелы — где-то вдалеке З*****в стрелял уже по уткам.
Небо заплыло темными тучами. Я решил, что уже собирается дождь. Газету где-то тут и оставил. Встал с земли, иду на звуки стрельбы.
Так и шагал по берегу. Долго. З*****в так и бьет по птице, я никак найти его не могу. Людей вокруг совсем не было. Шавка лаяла вдалеке. Я озирался по сторонам.
В утреннем тумане я увидел что-то темное, прибившееся к берегу. Иду вперед. Кем-то оставленная лодка. Я подбежал к ней. Подхожу — в лодке лежат какие-то тюки. Горы тряпья… Мне этот весь хлам был интересен, стал рыться.
Тут я увидел синюю женскую руку, торчащую из-под мусора. От неожиданности я отскочил назад и, споткнувшись, свалился в холодную воду. Весь мокрый вылез. Вдалеке стрелял З*****в.
Я сразу закричал ему, чтоб шел сюда. Он что-то, видимо, пробурчал себе (как обычно бурчал на всякие мои просьбы), но не отвечал (я так ничего и не услышал).
Я разгреб мусор в лодке. Тело обнаженной молодой женщины — необычайно красивой, с черными распущенными волосами. Лодка была пробита и вся перемазана в крови. Стал вытаскивать на берег. Когда я перевернул труп, увидел глубокую рану в спине. Убили, должно быть, топором.
Кинул прямо на песке. Стало страшно — никогда я не был так рядом с мертвым телом. Зову на помощь. З*****в, чтоб его, выстрелил и затих. И больше ни выстрелов, ни лая собаки…
Я даже не столько боялся, сколько ощущал отвращение перед всем этим. Помню точно как наблевал в воду…
Передо мной на песке лежало тело. Никогда не видел эту в наших краях. Незнакомка была очень хороша собой — свежее и юное тело. Молодое и холодное мясо. Я опустился рядом и сел. Сначала провел по ее коже. Холодная, густо-синяя. Нежная.
Грудь ее — такая маленькая… Невольно начинаю ласкать — руку едва можно наполнить. Но все в убитой было таким юным и девственным… И смрад. Над телом. Легкий такой запах смерти.
Слышны раскаты грома.
Мгновение — и уже жуткий ливень. По берегу текла грязь… Сам я уже вконец продрог после падения в реку, и дождь показался согревающим. Незнакомка тоже казалась просто продрогшей — если бы не эта рана на спине, я счел бы ее за посиневшую от холода купальщицу. Не знаю почему, но мне захотелось ее поцеловать…
Я расслабился, ощутив тепло дождя. И лег на мокрую землю.
Помню, рот ее отдавал какой-то тиной. Возможно, мне самому верилось в то, что она должна пахнуть тиной, оттого так и казалось. Когда я ее обнял, пальцами я стал водить по пробоине в ее спине. Точно я сказать ничего не могу — не уверен, что все это происходило на самом деле. Помню, что очень испугался, когда ощутил, что кто-то провел рукой по моей спине…
Я отбросил труп и побежал. Оглянулся назад — «купальщица» там так и лежала.
Сквозь заросли увидел, что кто-то плывет по реке. З*****в. Сначала я так ничего и не понял — он был раздет, не двигался.
Сразу бросился в воду, плыву навстречу. Одежда тяжелая, намокла и тянет вниз. Когда я поймал З*****ва, я понял, что тот уже мертв. На лбу у него зияла дыра от выстрела.
Невозможно описать, какой ужас мною овладел.
Я нырнул в холодную грязную воду. В глазах потемнело.
Навстречу мне, загребая в стороны руками, подплывала незнакомка из лодки. Появилась из этой мутной взвеси, я разу решил, что спасает меня от утопления. Я схватился за нее — она меня куда-то потянула, я даже не в силах был сопротивляться.
Не мог понять, в каком направлении поверхность, всплываем ли мы, или темноволосая курва тащила меня ко дну. Я глубоко вдыхал — легкие наполнялись водой. В какой-то момент все потемнело окончательно.
Потом помню, как меня тащили по мокрой земле.
Я в каком-то грязном пыльном мешке.
Несли меня куда-то очень далеко — иногда даже отпускали, дабы передохнуть. Спиной волокли по густой грязи, было необычайно мерзко и холодно. Дождя не было.
Потом неожиданно кинули. Мужик, что волок меня, отошел в сторону помочиться. При этом слышно было, как он напевал нечто вроде
«Встаньте, рыцари нового строя,
Встаньте, дети великой нужды,
Для последнего страшного боя
Трудовые смыкайте ряды»
И орошал мочой какой-нибудь кустарник.
Тело ныло.
Потом уже плохо помню, что происходило — очнулся я уже когда меня волокли дальше.
Пробуждение от дремы настало, когда неизвестный пнул меня в сердцах. Слышал, как он тяжело дышал. Я было испугался, что меня перед ним выдаст дыхание. Потом подумал, что мужик знал, что я жив — тащил куда-то живьем.
Действительно, зачем ему далеко тащить труп?.. Все это было тем более странно, учитывая то, что я вроде бы и не чувствовал собственного дыхания.
Потом я как-то очутился в телеге — мое тело куда-то везли. Какая-то деревня, пропахшая сосной, сыростью, осенью и говном. Цель путешествия ясна мне с самого начала не была, но путь был далеким.
После длительного пути на лошади остановились. Слышу разговор: «Это он?» — «…он».
Так и хотелось расспросить, кто «он», зачем?.. Кто я такой, чтобы тащить меня так далеко? Меня куда-то подняли по лестнице и проволокли по длинному коридору. Долго еще я где-то валялся, так и не понимая, куда и зачем попал. Рядом постоянно пробегали суетящиеся и боящиеся куда-то опоздать. То и дело кидали что-то, о чем-то оживленно беседовали.
Долго еще я провалялся…
Когда я услышал стук колес, я понял — меня погрузили в поезд.
Я долго возился, вылезая из тесного мешка. Кажется, трезвость рассудка вернулась. Пытаюсь что-то разглядеть.
Было темно. И тихо — только стук колес. Рядом валялись чемоданы, связки с книгами, какой-то иной хлам неясного назначения. Я поднялся. Лежал прямо в коридоре. Все купе были закрыты. Я постучал в ближайшее. Внутри кто-то кашлянул, послышалась какая-то возня. Но мне так и не открыли. На двери купе — табличка с надписью (размашисто, от руки):
Приг. дос. бот. вало. (ук.)
(да-да, «(ук.)» именно в скобках!)
Надобно заметить, было это крайне странно и неясно. Мимо прошла полная дама в ночной рубашке и со свечей в руках. Завидев меня, испугалась чего-то, затушила этот самый куцый сраный огарок.
С удивлением на меня посмотрев, схватила за руку и потащила за собой. Где-то в углу быстро зашептала: «Мерзавец! Сколько можно вас ждать?! Мясо нарежьте тонкими ломтиками, солите только тогда, когда будете варить, соленое мясо до варки будет. Все запомнили?» Я ей ответил, что запомнил. И что все. Явно она была уже полностью безумна.
Мне пришло в голову, что я нахожусь в сумасшедшем доме. И мои воспоминания, и разговор с этой старухой в ночнушке — все было крайне странным. Я тогда стал бить в дверь одного из купе (уже в другом конце вагона, далеко от того самого, с надписью), спрашивая доктора.
Доктора тут не было.
Только отошла эта дурная, в вагоне загорелся свет. Она ушла в то самое купе, где было написано «Приг. дос. бот. вало. (ук.)». Сама открыла дверь. Хотя мне дверь не отворялась. Я недоумевал…
Прикладываю ухо к двери другого купе. Там все присутствующие оживленно молчали на самые различные темы. Тем временем, поезд заскрипел и остановился. Я вышел наружу — был какой-то безлюдный вокзал.
Глушь какая-то. Все устлано осенней листвой (дворника эта улица не знавала), но вся эта мерзкая грязь застыла в лед, такой же грязный. Шел даже снег — осень как-то быстро перешла в зиму. Казалось, от всего этого белого под ногами небо тоже белеет — вообще все представлялось каким-то игрушечным; будто нет ничего, кроме огрызка земли, поезда и белого листа бумаги, служащего небом… Даже фонарей тут не было. Светился поезд.
Из поезда кроме меня так никто и не вылезал. Свет лился из окон, но людей там будто и не было — как я ни вглядывался, у окна никто не сидел…
Если там кто и есть, то я точно не знаю, зачем мне ехать с ними дальше — остаюсь. Здесь. Очевидно, сидящие в поезде везут куда-то меня, и им только на руку, если я там. А я не там. Отрадно было за то, что они до сих пор думают, что я с ними…
Поезд тронулся. Я снова совсем один.
Сажусь на бетон, устланный замерзшей листвой.
Я начал перебирать было факты, согласно которым я действительно здесь и сейчас существую. Скорее я уж плод чьего-то нездорового воображения. Вообще никто не может быть уверенным в том, что он это он, что он не является каким-то ошметком чужого распадающегося сознания и что его сознание не является чужим либо распавшимся.
Мимо ветром пронесло измятую бумажку. Обрывок газеты. Я не говорю, что пронесло ее случайно — я сразу подумал о том, что кто-то хочет, чтобы я читал это. Они умеют это — у меня любопытство верх взяло. Читаю:
Моя сестра занималась в мединституте, где подавляющее большинство студентов были «они». В шутку студенты называли мединститут «Палестиной». Однажды один из ее знакомых громко спросил (на улице): «а как дела у вас, в Палестине?». Это услышали двое «наших». Немедленно — милиционер, протокол. А через несколько дней парня исключи.
Далее, увы, статья обрывалась. Я действительно находил, что со мной происходят престранные вещи. Страшно гудело в башке, как шум на линии. Шума я не слышал, но сконцентрироваться не мог.
Я перевернул газетный обрывок, там была жирная рамка, в которую мелкими буквами помещено:
На ** году жизни скоропостижно скончался проф. З*******ский. Это большая утрата для всех *********в.
И так далее, не могу точно процитировать. Видно, что выдрать хотели не статью сзади, а именно некролог. Рядом кто-то прошептал: «И ты умрешь, мразь». Я обернулся. Никого не было…
Я бросил клок газеты и лег. Поначалу если и было холодно (когда я вышел из поезда), то сейчас я ощутил расслабление и тепло. Я скинул с себя пальто и пополз на животе к рельсам. Встаю, спускаюсь вниз, ложусь на деревянные шпалы. Так я и заснул…
Когда уже светало, меня будил человек — толкал ногой. В руках у него ружье. Спрашиваю:
— З*****в?..
З*****в силится что-то сказать в ответ. Раскрывает рот, шевелит губами. Или я оглох… Или он нем. Он бросил ружье и, согнувшись, скупо облил меня желчно-кровавой блевотиной. Очень горькой на вкус.
Во лбу у него — дыра. Лицо мертво-синее. Глаза закрыты. Он протянул мне свою синюю руку. Я схватился за нее. Смотрю на свои ладони. Стертые. Грязные. Такие же синие, как и у З*****ва.
В бороде у него запутались мусор и тина.
Спрашиваю:
— Где ты был?
З*****в качнулся и свалился на спину. Слышу, как приближается поезд. Я испугался и вскочил, стал карабкаться на перрон. Рокот нарастал…
Потом звук резко стих. И не было никакого поезда.
Шел 1*** год.
Далее рукопись обрывается…
Доктор взглянул на рассказчика. Эта история его заинтересовала. Конечно, он знал, что больной сам нацарапал это все на раздобытой где-то бумаге. Разговор был исчерпан.
КООПЕРАТИВ НИШТЯК |
Kopyright Liberation Front
Aqualung, маленький фриц!
© copyleft 2005 — 2006, Василий Путилин <rozoviy.slon@gmail.com>
