← «Розовый Слонъ», альманах, выпуск второй
Отходя от сладкого сна, я ощущал сырость и холод. В воздухе пахло гнилью, гнилью мертвого, осенью. Слышно было, как стучат капли. Я чувствовал, как на лицо ложатся холодные брызги. Размыкая глаза, попытался подняться. Головная боль отдавала в затылке. Встать я не мог — малейший отрыв тяжелой головы от земли давал ощущение того, что мозг мой вывалится из черепной коробки.
Я обхватил затылок рукой, как бы придерживая эту склизкую субстанцию, норовящую выскользнуть, и начал подниматься. С трудом раскрыв глаза, пытался что-то разглядеть сквозь слепящий свет. Было раннее утро или вечер. Я сидел на мокрой листве у небольшого кирпичного дома, выкрашенного в желтый цвет. Схватившись за стену, пытаюсь встать на ноги. Я бос, идти больно. Медленно, опираясь на стену, дохожу до угла строения. Поворачиваю.
За поворотом — окно первого этажа. Стекла разбиты. Я взялся за железный карниз и застыл, всматриваясь в комнату. Она была скрыта грязной, оборванной и пожелтевшей занавеской из тюля. Посреди комнаты стояло большое черное кресло, составлявшее всю ее обстановку. Я испугался, рассмотрев в нем человеческую фигуру. Это была толстая старуха, одетая во все черное, а потому почти незаметная в полумраке. Волосы ее были спрятаны в черный платок, на коленях лежали толстые белые руки. Такое же белое и толстое, лицо блестело глазами, отражавшими свет. Я смотрел в них, понимая, что она в этот же момент смотрит на меня, так же пристально и внимательно. Меж осколков двойной рамы жужжала муха.
Я ударил о деревянную раму, но старуха не шелохнулась. Я понял, что она дремала, открыв глаза, как дремлют старые люди.
Я пошел дальше, опираясь о стену, пытаясь найти дверь, ведущую внутрь.
Рядом с окном старухи было второе. Занавесок на нем не было. Это была передняя — всю комнату занимала лестница без перил. Слева была дверь в комнату старухи, справа — вход в дом, от которого тянулась уродливая полосатая дорожка. Под потолком висела тускло мерцающая лампочка. Обрадовавшись, что я нашел путь, я повернул направо и подошел к двери.
Было заперто. Стучу.
Слышно, как внутри заскрипел пол, глухо застучали шаги по лестнице. Но люди внутри молчали, не подавая знака, что собираются открыть, или что заметили мое появление. Снова стучу в дверь. Никто не открыл. Я попытался рассмотреть что-нибудь в замочную скважину, но так ничего и не увидел.
Я вернулся к окну, но в прихожей никого не было. Свет погасили, а лампочка раскачивалась на проводе из стороны в сторону. Кричу:
— Откройте!
Я подошел к комнате старухи. Она спокойно сидела в кресле.
— Впустите меня!
Она даже не шелохнулась. На лицее ее сияла улыбка. Она не спала. Она наверняка смотрела именно прямо на меня. Я вернулся к окну передней. Стоило толкнуть раму, как она с пронзительным скрипом разделилась на две створки. Я влез внутрь. Болтающаяся лампочка вышла из строя и почернела.
В доме пахло гнилью. В воздухе роились мухи. Их мерзкое жужжание необычайно верно буравило мозг. Чем больше я махал руками в воздухе, пытаясь их отогнать, тем сильнее они гудели.
Я вошел к старухе. Та все сидела, будто парализованная. Я подошел к креслу.
Она была мертва. Рой мух мерно гудел в комнате. Старуха смотрела в окно. Ее белые руки были окроплены аккуратными брызгами крови, засохшими и почерневшими. Лицо ее было набелено яркой пудрой, отчего выглядело абсолютно безжизненным. Старуха улыбалась, обнажая выгнивший рот с желтыми кривыми зубами. От уголков рта тянулись темные бороздки, должно быть, рожденные ее смрадной старческой слюной, смывшей бутафорскую пудру.
Прямо за креслом был проход в смежную комнату, дверь туда была снята с петель. В комнате, по правую сторону, стоял рояль. Он был закрыт, на крышке лежала исцарапанная грампластинка. Слева у стены — железная панцирная кровать, бурая от ржавчины, не застеленная бельем. Все вокруг укутано тонкой паутиной.
Там была дверь, за которой я обнаружил еще одну комнату, уставленную мебелью. Там все было застлано желтыми покрывалами. В углу стоял неукрытый книжный шкаф, но книг на нем не было. Прямо посредине стоял уродливый диван с отвалившейся спинкой, уложенной сверху вместе с большими пыльными подушками. Это было нечто вроде кладовой. Из этой комнаты можно было пройти обратно в переднюю.
Вверх по лестнице я нашел столовую. Комнату занимал большой стол, укрытый грязной скатертью. Казалось, обед так и не закончили — на столе были расставлены тарелки, перепачканные в объедках. По углам столовой стояли большие кадки, из которых выглядывали сухие голые палки, должно быть, бывшие когда-то зелеными пальмами.
Из столовой я попал в спальную. Людей здесь не было. Пахло какими-то цветами, удушающе сладко. Кровать, занимавшая всю комнату, была устлана светло-розовым бельем, немного пожелтевшим и сильно выцветшим. Однако все было предельно аккуратно: ни одной морщины на гладко заправленной постели. В углу стояла пустая деревянная рама зеркала.
Со спальной сообщалась ванная комната. Она была великолепно отделана: все выложено плиткой, посредине в полу углубление, служащее ванной. В него вели две ступени. Я сошел по ним, и сел на краю. Слив ванны закрывала большая железная пробка на цепочке. Я ототкнул ее. Из темной дыры выползло небольшое насекомое с раздвоенным хвостом. Раздавив его пробкой, я обратно закрыл слив. Ванна была покрыта пылью, на дне лежал крошечный обмылок. Надломив его, можно было ощутить неприятный горький запах.
Мне показалось, будто внизу кто-то ударил по клавишам рояля. Стало страшно. Незнакомец поднялся вверх, вошел прямо в спальную. Я вылез из ванны, подошел к двери, попытался плотно закрыть ее. Она сильно заскрипела.
К счастью, никто не обратил на это внимания. Я не мог разглядеть, кто был в спальне, но казалось, будто это женщина, и она что-то напевает тонким голосом. Вскоре лестница снова заскрипела. Медленно и чинно, кто-то грузный взошел по ней наверх. Слышно было, как в столовой сдвинули стул. Потом этот человек вошел в спальную. Женщина, тихо напевавшая, затихла совсем, будто испугавшись визитера. Визитер нарочито громко кашлянул и вскоре снова сошел вниз по лестнице. Женщина тихо засопела. Мне показалось, что она плачет.
Потом женщина ушла. Я не стал покидать комнаты, а снова спустился в ванну.
В нее был направлен кран с двумя блестящими ручками, подписанными большими литыми буквами: «холодная», «горячая». Я провернул их одновременно. Трубы громко засвистели, кран запрыгал, выплевывая ржавую воду. Скоро свист труб стих и вода пошла чистая. Дно ванны заплыло теплой водой. Я лег. Одежда вымокла.
Потом я встал и разделся. Одежду я бросил на пол. Тело было грязным, левая рука была покрыта засохшей кровью.
Ванна наполнялась. Я погрузился в воду, закрыл глаза. Постепенно я расслабился, а может быть даже заснул.
Я ощутил приятный цветочный запах. Кто-то натирал мое тело мылом. Это была женщина — она царапала меня длинными ногтями. Незнакомка туго завязала мне глаза какой-то лентой. Она нежно массировала мне член. Слышно было, как бурлит вода под струей крана, и как ее рука плещет воду, трудясь надо мной. Она резко оборвала действие. Больно провела ногтем по бедру, а затем склонилась и повторила тот же путь языком, вбирая соль нанесенной раны.
Потом она закрыла воду. Незнакомка укусила меня за сосок. Спешно удалилась, хлопнув дверью. Я снял повязку и открыл глаза.
Одежды на полу не было. Комната была наполнена паром. Поднявшись из горячей ванны, я вышел в спальную.
Там никого не было. Дверь, ведущая в столовую, была закрыта.
На кровати лежала большая коричневая коробка с этикеткой, надписанной от руки: «S». Я открыл ее и обнаружил там веревку, на которой был сделан аккуратный узел.
Над кроватью висел крюк от люстры.
Я знал, чего они хотели, поэтому встал на кровать, и закрепил веревку на крюке. Я просунул голову в петлю и спрыгнул с кровати. Пролетел в петле вперед. Она больно сдавила горло. Я пытался растянуть руками петлю, но ничего не выходило. Ногами я пытался найти стоящую немного позади кровать, чтобы встать на нее, но не мог.
Воздуха не хватало. Я ощущал приближение чего-то неизбежного, в глазах потемнело.
Я оргазмировал, окропив спермой запертую дверь… Последнее, что видел — струю семени, медленно стекающую вниз.
Возвращаюсь в сознание. Холодная вода капает на лицо. С трудом я поднялся с земли. Я стоял у стены старого кирпичного дома, покрытого желтой краской. Где-то в доме смеялись, звучала музыка.
Я обогнул дом справа и влез в первое окно.
В комнате стол рояль, но за ним никого не было. Музыка звучала. Я понял, что звуки инструмента были граммофонной записью.
В соседней комнате стояло кресло, развернутое прямо к двери. Свет бил в спину сидящей старухи, она буквально застыла, расплывшись в улыбке, и смотрела на меня, пуская слюну. Я прошел в соседнюю комнату к лестнице и поднялся на второй этаж. На втором этаже в спальной посредине висел труп обнаженного мужчины. Он широко раскрывал налившиеся кровью глаза и обхватывал пах обеими руками. По его ноге стекала тонкая струйка крови, с мерным стуком капающая на пол.
Я спустился вниз. Вошел в комнату старухи. Она сидела спиной ко мне, все еще ожидая моего появления в двери соседней комнаты. Я схватился за спинку кресла и, сделав усилие, опрокинул его вместе с мертвой толстой блядью. Она шлепнулась о паркет. Удар был сильным, в соседней комнате тихо загудел рояль. В воздухе кружилась пыль, извлеченная из обивки старого кресла, проминаемого некогда огромным задом старухи.
Там, где раньше стояло кресло, я разглядел люк с железным кольцом. Потянув за кольцо, я открыл ход в подвал. Запахло сыростью. Там было необычайно светло, я спустился вниз по лестнице.
Подпол представлял собой узкий коридор с необычайно приниженным потолком, не позволяющим идти, не пригибаясь. Все было уставлено горящими свечами — на полу стояли пустые бутылки, в которые были воткнуты огарки. С потолка на длинном проводе свисала лампочка. Стены были грязными, исцарапанными, закопченными свечами. Я дошел до поворота налево.
Вдруг сзади захлопнули люк. Чем-то тяжелым скрежетали по полу. Должно быть, старуху усадили обратно в кресло. Наверху суетно шуршали.
Я повернул по коридору и попал в комнату, немногим более просторную, чем коридор. Потолок здесь был чуть-чуть выше. У стены прямо напротив двери были устроены деревянные полки, на которых в четыре ряда спали люди. Я взял с пола бутылку со свечей и подошел к спящим.
Люди не дышали. Это были четыре девушки. Они казались живыми, но источали неприятный запах мертвого, который их и выдавал. Только та, что лежала второй снизу, была вымазана в крови и вспорота. По ее лицу видно было, что она спокойно умерла, и лишь после смерти прошла вскрытие.
Я поставил на пол свечу. Когда я схватил девушку номер два за голову, из ее рассеченной грудной клетки выплеснулась теплая кровь. Я расстегнул брюки и затолкал член в рот прекрасной незнакомки. Ах, теплая глотка свежеразделанного мяса. Я вошел до упора. Выеб скотину. Темные длинные волосы Вскрытой Венеры я намотал на кулак и стал медленно двигать ее головой. Излившись, я повернул ее на бок и, раздвинув путь к анальному отверстию, стал ласкать языком мертвый зад…
Сон прошел. Я встал с сырой остывшей земли.
К дому подъехал старый черный автомобиль. Вышел водитель и открыл дверь пассажирке. Медленно, кряхтя, оттуда выползала жирная старуха в черном. Водитель держал ее за руку. Он проводил ее в дом. Я подошел к окну. Видно было, как он усадил ее в кресло. Кресло заскрипело под увесистым телом.
Мужчина достал из кармана кинжал и вонзил старухе в грудь.
Потом он спешно поднялся наверх. Скоро он, грохоча, стащил по лестнице труп обнаженного мужчины. Незнакомец бросил на меня взгляд. Испугавшись, я бросился бежать.
Я отворил машину и сел за место водителя. Дальше я ничего не помню…
Липкая пелена забытья спадала. Я лежал на холодной земле. Головная боль мешала шелохнуться. Встать я не мог — малейший отрыв тяжелой головы от земли давал ощущение того, что мозг мой вывалится из черепной коробки.
Я обхватил затылок рукой, как бы придерживая эту склизкую субстанцию, норовящую выскользнуть, и начал подниматься…
РОЗОВЫЙ СЛОН |
Зарницы фиолетовой ночи смыслов
БАРСУК: журнал для детей
© copyleft 2005 — 2006, Василий Путилин <rozoviy.slon@gmail.com>
